– Да вы с ума сошли! Прекратите! – прикрикнул он.

Она вырвалась с неожиданной силой и повернулась, грозя ему копьем:

– Оставьте меня в покое!

И с этими словами попыталась проткнуть его, как только что фисгармонию.

Это стало каплей, переполнившей чашу его терпения. Он выкрутил Маурин правую руку, схватив ее за запястье, и копье упало на плиточный пол.

– Маурин! Сейчас вы получите то, чего вам так давно недоставало: самых чувствительных шлепков по мягкому месту, какими вас когда-либо потчевали!

Маурин отступила со сдавленным восклицанием. Малко схватил ее за кофточку. Она рванулась, и ткань с треском разорвалась. На Маурин не было бюстгальтера, на свет божий глянули две полные груди.

Как разъяренная кошка, Маурин с рычанием кинулась на Малко, выпустив когти. Малко уклонился от удара ногой, который грозил ему участью, постигшей Абеляра. [8]

Они сцепились, как извозчики. Она рвала на нем волосы, царапалась, поносила его площадной бранью. Потеряв равновесие, они свалились на пол. Малко во что бы то ни стало хотел исполнить свое намерение: устроить ей первостатейную норку.

Не обращая внимания на сыплющиеся удары, он ухватился за верх ее джинсов и потянул что было сил. Джинсы разъехались до паха. Тогда он перевернул ее вверх спиной, уселся ей на ноги и снова потянул штаны книзу. На бедрах они застряли, но вскоре все же подались, открыв его взору благопристойные белые трусики, отделанные узкой кружевной каймой.

Стаскивая с Маурин штаны, Малко случайно оцарапал ее, и на левой ягодице появилась длинная царапина. Опираясь на руки, Маурин, сколько могла, повернулась к нему, растерзанная, бурлящая яростью, с безумной злобой в глазах.

– Я убью вас! – выкрикнула она. – Вырву вам...

Фраза осталась неоконченной, потому что правая рука Малко с размаху опустилась на ее седалище.

Маурин рванулась, что было мочи, но от ее порыва зад лишь еще больше выпятился, принимая второй удар... Малко повернулся боком, став на колени подле Маурин и, придавив ей затылок левой рукой, от всей души продолжал отхаживать ее правой по голому заду...

Маурин завывала, как дикий кот, подвергаемый оскоплению, отчаянно брыкалась, все ниже сбивая на ноги джинсы и трусики. Малко избавлялся от груза накопившихся обид. С самой первой их встречи Маурин вела себя как последняя мерзавка. И в памяти у него засела сцена с участием Биг Лэда.

Он нанес последний удар. Ягодицы Маурин приобрели цвет спелых помидоров.

Он отпустил ее и встал на ноги. Ладонь пощипывало, он был весь в поту и тяжело дышал. Маурин истерически рыдала, непрерывно осыпая его бранью.

– Можете идти спать, – сказал он.

Она перекатилась на полу, охнула, когда воспаленные ягодицы коснулись ледяного пола.

– Я убью тебя, негодяй!

Он испугался, увидев ее лицо: глаза выпучены, на щеках дорожки от слез, искусанные губы распухли. В этом состоянии она была способна на все.

Она хотела встать, запуталась в спущенных штанах, выругалась, как сапожник, и яростно сдернула с себя штаны с трусами. Оставшись в одной разодранной кофточке, она вскочила на ноги и бросилась на Малко. Схватив его за шею, она и справа, и слева вдавила пальцы в сонную артерию.

Она действительно решила его убить. Он схватил ее за руки, но не мог оторвать их от своего горла: ненависть удесятеряла ее силы. Ему становилось уже трудно дышать.

Слишком глубоко укоренилось в нем светское воспитание, чтобы он мог, даже в этой ситуации, позволить себе ударить женщину. Они кружили по холлу, опрокидывая все на своем пути, свалились на фисгармонию. Малко удалось наконец оторвать от себя Маурин. Не помня себя от бешенства, она плюнула ему в лицо, снова кинулась на него. Они вновь очутились на полу. Убедившись, что ей не хватит сил задушить его, она попробовала другой прием. Ее рука скользнула вниз, схватила то, до чего дотянулась, и сдавила изо всех сил. От боли Малко едва не лишился чувств. Ярость вновь вспыхнула в нем. От прикосновения теплой кожи Маурин им овладело неистовое желание.

Не говоря ни слова, он расстегнул ремень на брюках и достал то, чего хотела его лишить Маурин, другой рукой отражая по возможности удары.

– Мерзавец! – вопила она. – Мерзавец!

Она ударила его по щеке. Воспользовавшись этим, он перекатился на нее и раздвинул ей ноги. Он видел прямо перед собой безумные глаза, кровоточащий рот. Твердые, как тиковое дерево, соски торчали из разодранной кофточки.

Вновь ее рука скользнула книзу между их телами. Когда он попытался удержать ее, было уже поздно: ладонь сомкнулась. Он напрягся, готовясь к боли.

Но тут произошло нечто поразительное. Вместо того, чтобы лишить его мужского достоинства, как она намеревалась еще минуту назад, Маурин неуклюже пыталась удержать его у своего лона!

– Да! да! – стонала она. – Да!..

Закатывая глаза, она вся обмякла, стала покорной и кроткой, готовой принять его.

Малко яростно вонзился, пригвождая ее к плитам пола. Закинув ей ноги так, что колени оказались у щек, он принялся мерно бить тазом, как кузнец молотом. Она не только не сопротивлялась, но и блаженно постанывала, неистово подкидывая животом и отпуская сочные непристойности.

Но когда она почувствовала, что он на грани наивысшего наслаждения, то сделала новую попытку вырваться, до крови укусила ему шею и простонала:

– Нет, нет! Не хочу!

Это явилось для него такой неожиданностью, что ей удалось подняться с пола именно тогда, когда семя готово было хлынуть. Нет, это уже было слишком! Он сделал бросок, схватил ее, и, поскольку она продолжала отбиваться, повалил ее лицом вниз на стол, смахнув с него стопку фамильных гравюр. Удерживая Маурин одной рукой, другой он раздвинул ей ягодицы. В том, что он делал, не было заранее обдуманного намерения, но страдальческие вопли Маурин пробудили в нем темные инстинкты. Держа ее за бедра, он владел ею до последнего мига и лишь тогда заметил, что вопли боли сменились стонами наслаждающейся самки.

Тут она вновь освободилась рывком, схватила вазу и швырнула ему в голову.

Желание вновь вспыхнуло в ном! Они повалились на ледяной мраморный пол, откатились к стене, крича от наслаждения. Маурин, у которой волосы разметались по лицу, удалось подняться и прислониться к стене. Малко навалился на нее и вонзился сзади.

Они находились в этом положении, как ему показалось, бесконечно долго. Потом Маурин освободилась и, даже не взглянув на него, побежала к парадной лестнице. Он больше не пытался догнать ее.

Ему понадобилась четверть часа, чтобы одеться и спуститься на землю. На останках фисгармонии висели белые трусики Маурин. Он снял их. В доме стояла тишина, и только в висках у него стучала кровь.

Ему пришло в голову, что Гордон-Динамитчик спит. Может быть, настало время попытать счастья?

Малый холл был безлюден, дверь в парк подалась легко. В голове у него прояснилось от свежего воздуха. Тщетно пытался он что-нибудь разглядеть в ночном мраке. Лучше всего было бы бежать здесь.

Но когда он уже приготовился пуститься в дорогу, сзади раздался голос Гордона:

– Ведь я говорил тебе, «поросенок», что спать мне не хочется!

Малко оглянулся.

Уперев в бедро «армалит», в дверях стоял динамитчик.

Теперь судьба Малко окончательно решилась.